Глобализация и общество

Френсис О’Доннелл, ирландский международный дипломат

После Второй мировой войны и образования ООН, когда Европа вставала на ноги, процесс деколонизации привел к появлению на карте мира большого числа новых независимых государств. Во второй половине ХХ века основную помощь в развитии этих стран оказывали ООН и ее учреждения. Прогресс, достигнутый многими новыми государствами и планетой в целом, стал одним из знаменательных результатов многостороннего подхода, даже несмотря на сопровождавшие его неудачи, ошибки и просчеты. Главное же в том, что после 1945 года планета не знала мировых войн. Другим значимым итогом стало колоссальное наращивание свода кодексов международного права и комплекса глобальных норм, что воплотилось в подписании многочисленных договоров и конвенций, а также в создании организаций и институций, занимающихся разработкой и поддержанием международных стандартов. Следует в этой связи отметить деятельность таких учреждений Бреттон-Вудской системы, как Всемирный банк и Международный валютный фонд. Сегодня, однако, многие согласятся с тем, что давно назрела коренная реформа ООН и большинства иных международных организаций. 

Глобальные тренды и риски 

В глобальной перспективе нынешнее положение дел выглядит неплохо: с 1990 года общемировой индекс человеческого развития вырос на 20%, причем в наименее развитых странах, взятых в совокупности, он увеличился на 46%. Это колоссальное достижение. Вместе с тем глобальное распределение доходов по-прежнему характеризуется серьезными диспропорциями. Между 1988 и 2008 годом, когда грянул мировой экономический кризис, 1% богатейших людей мира увеличил свои доходы на 39%. Резкий подъем благосостояния в тот период коснулся и беднейших слоев населения: доходы 10% самых бедных жителей планеты выросли на 25%. В мировом же масштабе доходы малообеспеченных слоев населения увеличились на 72%. Между тем наименее заметный их рост отмечался у низшей границы среднего класса промышленно развитых стран, составив около 5–10%. Так, в Германии реальные доходы самой бедной половины населения выросли лишьна7%, в то время как в США — на 20%. Наконец, в Японии реальные доходы 10% беднейших граждан даже снизились. 

У глобализации есть и другие положительные итоги, как экономические, так и социальные, но ее политические плоды сегодня наиболее активно используются популистами. В то же время политические структуры все чаще обнаруживают неспособность эффективно управлять изменениями в различных общественных средах. Они испытывают дефицит лидерских способностей и плывут по течению, не демонстрируя политической прозорливости. Такая ситуация не предвещает нам социальной и политической стабильности; напротив, трудности и конфликты становятся практически неизбежными. Нарастающее неравенство, возрождение национализма и становление деструктивного популизма составили серьезный вызов для поствестфальской системы международных отношений и послевоенного миропорядка. Причем с этими проблемами невозможно справиться, пока мы не разберемся в нынешних процессах, происходящих в сфере глобальных ценностей и меняющихся идентичностей, включая многонациональные сообщества. 

Имеются, однако, явления, которые все же позволяют надеяться на позитивные перемены. Так, социальные сети стали площадками для альтернативных мнений. С ними, впрочем, связаны и некоторые опасения, которые испытывает молодое поколение. Во-первых, молодые люди обеспокоены тем, что оставленный ими «цифровой след» в будущем может негативно отразиться на карьере. Во-вторых, они испытывают тревогу от того, что, обеспечивая большее разнообразие информации, социальные сети зачастую становятся питательной средой для множества замкнутых мирков, где какие-либо обычные предпочтения превращаются в серьезные предрассудки.

Ухудшение положения среднего класса в развитых государствах в сочетании с буксующими реформами в странах бывшего социалистического лагеря, а также сокращение рабочих мест и расширение временной занятости послужили причиной отчуждения населения от политических и государственных институтов в тех странах, где уровень безработицы особенно высок — прежде всего среди молодежи. Плохо управляемые миграционные и интеграционные процессы, чувство утраты собственной культуры и размывание идентичности способствуют возрождению идей нативизма, национализма и популизма, ярко проявивших себя в британском выходе из Европейского союза. Угроза демократии и свободе слова нарастает сегодня по всему миру, включая демократические и высокоразвитые страны. Предпосылок для этого довольно много, но среди основных факторов можно отметить наблюдаемое практически повсеместно недоверие к власти, а также нетерпимость, общественную поляризацию, коррупцию, различные разновидности «захвата государства» корпорациями или политическими элитами. Эти процессы происходят на фоне вытеснения социальными сетями независимой и профессиональной журналистики, особенно расследовательской. Хотя миллиарды людей в последние десятилетия смогли вырваться из бедности, а медицина и образование добились заметного прогресса во всех странах, социальное неравенство существенно углубилось, отчасти именно вследствие происходящих перемен. После 11 сентября 2001 года гражданские свободы были повсюду урезаны, полномочия служб безопасности расширены, а права человека отошли на второй план. Политика делается все более милитаризованной; на подъеме новая гонка вооружений. Изменение климата и деградация окружающей среды становятся все более зримыми, а время для преодоления этих проблем иссякает. С большинством из перечисленных вызовов нельзя справиться только на национальном уровне — для этого необходимо активное международное сотрудничество. 

Откровенно признавая нарастающую геополитическую угрозу новой большой войны, Франк-Вальтер Штайнмайер, тогда министр иностранных дел Германии, 8 октября 2016 года выразил обеспокоенность тем, что напряженность в отношениях между Россией и США сейчас более остра, чем в годы холодной войны. Он указал на отсутствие четких «красных линий» у обеих сторон, а также на крайнюю непредсказуемость современного мира, настоятельно призвав русских и американцев возобновить диалог. Но немецкий министр произнес свою речь до того, как Трамп пришел в Белый дом, привнеся в международные дела еще большую непредсказуемость. Как отмечает Джордж Фридман, ситуация на Украине и связанная с ней опасность конфронтации сверхдержав усугубляют нынешний риск. Объясняется это тем, что в конфликтах типа украинского ставки гораздо ниже, чем в эпоху холодной войны, когда конфликтующие стороны руководствовались принципом взаимно гарантированного уничтожения. Иначе говоря, в то время как опасность ядерного столкновения из-за жизненно важных для обеих сторон интересов сейчас минимизируется, риски прямого вооруженного конфликта с применением обычных видов оружия, напротив, возрастают. Именно это подтверждается недавними российско-американскими инцидентами в Сирии. Разумеется, начало непосредственных боевых действий в подобной ситуации способно повлечь за собой развязывание настоящей ядерной войны. Владимир Путин уже озвучил такую угрозу, заявив о том, что любой акт агрессии против какого-либо союзника России повлечет за собой незамедлительный и прямой военный ответ. Тем самым российский президент зеркально отреагировал на статью 5 Устава НАТО. 

Ведущие российские и американские политические обозреватели также не раз предупреждали, что в настоящее время обстановка гораздо хуже, чем в разгар холодной войны. Сложившаяся ситуация побудила Михаила Горбачева, последнего советского лидера, 10 октября 2016 года выступить за возобновление диалога и снижение напряженности. Тем не менее обострение продолжается. Это подтвердила, в частности, недавняя Мюнхенская конференция по безопасности, где особое внимание было уделено дальнейшему снижению эффективности государственного управления. Провал, как отмечалось на конференции, будет неизбежен в том случае, если на фоне подъема ультранационализма и антилиберализма, а также подрыва основных принципов международного порядка, будет расторгнуто Парижское соглашение по климату или Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности. Авторы итогового документа, подготовленного на этом форуме, пытаются понять, действительно ли мы движемся к краху свободной торговли, а коллапс НАФТА предстает чем-то неминуемым. Сумеет ли курс «Протекционизм 2.0», препятствующий развитию цифровой экономики и инновационной индустрии, одолеть альтернативную линию — «Международное сотрудничество 2.0»? Этот вопрос, поставленный в Мюнхене, пока остается без ответа. 

Образно говоря, на часах Судного дня до полуночи осталась всего пара минут: стрелка находится в наихудшем положении с 1953 года. Причина в том, что мировые лидеры не смогли адекватно отреагировать на усугубляющиеся риски ядерной войны и изменение климата. Конечно, есть какая-то надежда, что северокорейский лидер Ким Чен Ын и американский президент Дональд Трамп смогут обеспечить избавление Корейского полуострова от ядерного оружия; однако Трамп и Путин тоже должны работать вместе. Кроме того, в связи с выходом Великобритании из ЕС особое значение приобретает и вопрос о том, куда пойдет Европейский союз. Наконец, настало время увязать дискуссии, касающиеся глобальной геополитики и международных институтов, с глобальной экономикой и структурными рисками, которые возникают из масштабных и системных диспропорций. Причем речь должна идти не только о глобальном регулировании или управлении отдельными странами, на что, разумеется, необходимо обратить пристальное внимание, но и о корпорациях, которые продолжают наращивать свой и без того огромный властный потенциал без какой-либо демократической подотчетности. Это особенно важно, поскольку крупный бизнес зачастую игнорирует потребности общества и пренебрегает экологическими нормами. 

Рыночная концентрация: власть и хищничество 

Несомненно, в глобальном «балансе власти» сейчас происходят тектонические сдвиги. Причем неважно, говорим ли мы о политической власти, военной или экономической мощи, корпоративном влиянии — повсюду односторонние действия влиятельных сил подрывают глобальный правопорядок, на котором строятся межгосударственные отношения. Кроме того, в ходе последних событий и дискуссий были раскрыты вызовы, которые поставил перед демократией популизм, вызванный к жизни нарастающим социальным неравенством, иммиграцией, упадком промышленности, вымыванием среднего класса (на Западе) и прочими побочными эффектами необузданной глобализации и свободной торговли. В указанном контексте многое было написано и сказано о глубинных причинах, обусловивших Brexit и приход Трампа, влиянии Кремля, fake news, кибернетической безопасности и ее дефиците и т.д. Капитализм способен укреплять автократии, позволяя им наращивать богатства и обзаводиться технологиями. Контролируемые государством корпорации, будь то китайские, российские или северокорейские, пользуясь гарантированной им монополией, могут служить послушным инструментом бесконтрольной власти. Однако помимо пагубного и глобального влияния монополий, созданных и поддерживаемых авторитарными режимами, обозначилось еще одно, на мой взгляд, крайне важное явление, непосредственно связанное со всем вышеперечисленным. Я говорю о рыночной концентрации, под которой понимается злоупотребление правилами рынка и извращение либеральных рыночных свобод немногими в ущерб громадному большинству. Этот феномен оборачивается дисбалансами на глобальном и региональных рынках, которые усиливают дисфункции в экономике, технологии, политике. Чрезмерное и уже сделавшееся неприличным обогащение небольшой группки «лиц, располагающих очень крупным достатком» (Ultra High Net Worth Individuals — UHNWIs), также способствует усугублению крайнего неравенства. Новая меркантилистская идеология «захвата», ориентированная на извлечение ренты, подрывает экономическую стабильность и выводит «шоковую терапию» на новый уровень. 

Эрозия власти 

Совокупным результатом этих и других проблем, усиливаемых нарастающим неравенством и подъемом популистского экстремизма, стало то, что мы сейчас столкнулись с тремя разновидностями эрозии власти. Сочетаясь с кризисом религиозной веры и снижением общего уровня доверия, это явление угрожает не только самой глубинной ткани нашего общества, но и стабильности на планете. Прежде всего следует отметить эрозию политической власти. Она стала следствием политической апатии, которая постепенно конвертировалась в пренебрежение политикой истеблишмента. Большой вклад в этот процесс внесла революция в области информационных технологий, совершенствование законодательства об информационной свободе, освещение в СМИ коррупционных и скандальных сторон политической жизни, которые были незнакомы предыдущим поколениям. Такие качества, как моральная целостность, неподкупность, ответственность, быстро обесцениваются, а сама демократия больше не рассматривается как данность, даже в своих старейших оплотах. 

Далее следует остановиться на эрозии религиозной власти. Вслед за политической властью распад затронул и иудео-христианскую религиозную власть. Она дала трещину под воздействием сексуальных скандалов, институционального лицемерия и появления новых социальных «норм», дискредитирующих старые ценности, — например, тех, которые возникли на фоне подъема ЛГБТ-сообщества. С похожими проблемами столкнулась и исламская религиозная власть, однако она отреагировала иначе: посредством обращения к радикальному исламу, который отрицает отделение политики от религии и в конечном счете ведет к теократии и дальше — к катастрофическому экстремизму.

Наконец, необходимо упомянуть и эрозию авторитета науки. Эта наиболее поздняя форма кризиса особенно заметна в Великобритании и США. Ответственность за ее возникновение несет не столько сама наука, сколько иконоборческий характер массовой культуры и антисистемная риторика политического популизма, которые всячески расшатывают понятие объективной истины. Это подтверждается отраженным в СМИ широчайшим разбросом мнений по таким вопросам, как вакцинация детей, реальность климатических изменений, этические основы биотехнологии, опасности искусственного интеллекта. В последнее время широко оспаривается доверие к научному финансово-экономическому анализу. Все эти сомнения широко используются новыми радикалами справа и слева, бичующими истеблишмент и систему, обличающими глобализацию и многосторонний подход к международной политике, пропагандирующими шовинистический национализм и способствующими ксенофобии. Такого рода деятельность особенно расцветает благодаря широкому распространению социальных сетей; в ней широко используются ложь, искусственная драматизация, фанатизм, демонизация. 

Средства преодоления кризиса 

Все описанное сулит нам неизбежную узурпацию власти и цивилизационную катастрофу. Внутренние враги, будь то реальные или мнимые, сейчас предстают не меньшей угрозой, нежели враги внешние. Пришло время глобального пробуждения и трансформации нашего коллективного гражданского сознания в русле нижеследующих императивов. 

1.Продвижение видения мира, основанного на уважении человеческого достоинства и общечеловеческих ценностей, и ориентация на самые высокие стандарты добросовестности и компетентности политического руководства. 

В этой связи по всему миру особое значение будут иметь решения и действия, направленные на обеспечение равноправного привлечения женщин к руководству на всех уровнях. Популизм, ориентированный на местничество и замкнутость, должен стимулировать власти на корректирующие меры в плане инклюзивного равенства, социальной сплоченности и системных реформ. Такие реформы следует осуществлять на основе экспертного анализа и научного обобщения массива данных — то есть на основе фактов, а не фейковых новостей. Жизненно важной целью как стратегических исследований и образовательных программ, повышающих уровень нашей осведомленности, так и государственно-частного партнерства выступает повышение ответственности социальных медиа и крупнейших агрегаторов данных, которые следует привлекать к сотрудничеству с университетами, независимыми исследовательскими и аналитическими центрами. 

2.Противопоставление нарастающему неравенству нуждающейся в срочном восстановлении социально-экономической справедливости.

Жизненно важными задачами в этой связи являются прекращение политики жесткой экономии, а также реализация государственных и частных инвестиционных программ по обеспечению занятости молодежи и периферийных сообществ. Касаясь этой темы, бывший министр финансов Греции Янис Варуфакис указывал на важность американской «дефицитофобии» в прошлом и неспособность Америки придерживаться такого же курса в будущем, после выхода из начавшегося в 2008 году экономического кризиса. К сожалению, боязнь дефицита, распространившаяся в Германии, тоже препятствует утилизации глобальных излишков. В свою очередь, Китай располагает весьма ограниченными возможностями в данной сфере, хотя китайский проект «Один пояс и один путь» может предложить определенные механизмы для совместного решения этой проблемы. Еврозоне присуща погруженность в себя и довольно наивный взгляд на макроэкономику: европейцы пока не осознают, что достигнутый ими положительный торговый баланс причинит серьезный ущерб стабильности и росту мирового Юга, что в конечном счете ударит по самому Европейскому союзу. Существующее положение способна изменить новая совместная инициатива Эмманюэля Макрона и Ангелы Меркель, но ее судьба будет зависеть, на мой взгляд, от политического курса нового правительства Италии и — в меньшей степени — от того, как реализуют Brexit. Не исключено, однако, что налоговые реформы Дональда Трампа, даже проводимые под лозунгом «Америка превыше всего», все-таки сумеют восстановить глобальную регенерационную роль США. Впрочем, этому способны помешать новые пагубные тарифы и угроза глобальной торговой войны. Подобно Варуфакису, политику жесткой экономии резко критикует и британский политолог и экономист Марк Блит, обличающий отсутствие в ней здравомыслия и последовательности. Лично я, занимаясь в 2011 году вопросами спасения финансовых систем Ирландии и Греции, также обращал внимание на то, что политика жесткой экономии лишена правозащитного измерения. По словам Блита, если бы экономисты руководствовались гуманитарным принципом «не навреди», то они не позволили бы себе подобной политики. 

3.Ограничение и регулирование чрезмерной рыночной концентрации, ликвидация монополий и переход к более открытой конкуренции.Наш мир достаточно велик, чтобы позволить

себе больше разнообразия во всех рыночных областях: в финансах, здравоохранении, сельском хозяйстве, промышленности, транспорте, средствах массовой информации, розничных продажах, услугах. Открытые рынки нуждаются в более совершенном регулировании конкуренции. Лозунг «Планета превыше прибыли» превратился в кредо «поколения миллениалов», потребительский авторитет которого становится все более ощутимым. Так, в США они успешно лоббируют ограничение оборота огнестрельного оружия, постепенно отодвигая Национальную стрелковую ассоциацию. В скором времени краудфандинг станет главным ресурсом поддержки начинающих компаний, а это произведет переворот в деятельности малых и средних предприятий, открыв широкие перспективы для создания новых рабочих мест. Занятость в таких проектах окажется основным источником трудоустройства во всем мире; средняя и малая экономика обеспечит занятость новым людям, в то время как глобальные корпорации продолжат вытеснять человеческий труд машинным трудом. 

4.Наложение ограничений на ресурсы, активы и влияние миллиардеров из числа «лиц, располагающих очень крупным достатком», производимое в интересах общества, подкрепляемое при необходимости международным договором, использующее налогообложение и иные справедливые меры. 

Сегодня в мире насчитывается 2208 миллиардеров, совокупное богатство которых составляет свыше 9,1 трлн долл. США. Самыми богатыми людьми являются американцы. По данным компании Bloomberg, только за 2017 год 500 самых богатых людей стали богаче 

на 1 трлн долл. США. Международная благотворительная организация Oxfam установила, что восемь богатейших людей планеты обладают таким же объемом богатства, как и «половина населения земного шара». Этот факт вызывает возмущение, поскольку за ним стоит абсолютно абсурдная тенденция. В результате Уоррен Баффетт сожалеет о том, что из-за налоговой реформы администрации Трампа его состояние выросло более чем на 27 млрд долл. Этот миллиардер решительно выступал против указанной реформы, считая ее противоречащей общественным интересам. Нерегулируемая глобализация способствует сверхбогатым, которые, по существу, становятся новым глобальным классом, лишенным не только национальной, но и местной лояльности. Чрезмерное богатство является антисоциальным феноменом, поскольку оно накапливает силу в неподотчетных обществу сферах. Разумеется, среди миллиардеров попадаются и щедрые доноры, подобные, например, скромному Чаку Фини, полностью отказавшемуся от своего богатства. Он отдал все свои 8 млрд долл., чтобы «сделать этот мир лучше». Сегодня этот человек не имеет собственности, путешествует экономно, живет в съемной квартире и не приемлет потребительского отношения к жизни. Однако в наихудших своих проявлениях благотворительность, проявляемая миллиардерами, также может искажать равномерное распределение ресурсов, особенно в небольших развивающихся экономиках. 

Многосторонний подход и мировой порядок 

Как же выстраивается миропорядок в условиях всех этих противоречивых процессов, негативных тенденций и возрастающих рисков? Разумеется, на ум сразу приходят глобальные правила и нормы, Устав ООН и международное право. Но вопрос гораздо сложнее. С одной стороны, мир выстраивается как бы естественным образом, подобно экосистеме, законы которой для нас зачастую непостижимы. Этот принцип можно распространить и на человеческую деятельность: игра причинности порой порождает обстоятельства, которые кто-то может рассматривать в качестве следствий, но которые на деле есть всего лишь второстепенные и побочные факторы, промежуточные состояния, в той или иной степени к лучшему или худшему, влияющие на индивидуальные и коллективные жизни. Их эффекты во многом зависят от наших собственных желаний. Пытаясь воздействовать на солнечную систему и космические процессы, влияя на климат и окружающую среду, регулируя миграцию, осуществляя образовательную, экономическую и политическую деятельность, заботясь о безопасности, мы стремимся добиваться всеобщего блага.

Основополагающие условия человеческой жизни, принципы субъектности, законы самой природы по-прежнему остаются полем открытий и переосмысления. Заниматься этим и без того сложно, но будет еще сложнее. Более полному пониманию происходящего может способствовать теория хаоса. В конце концов в том, что мы воспринимаем как хаос, определенно есть какой-то порядок. Поэтому хаотические процессы, в том числе и в делах человеческих, поддаются управлению: нам лишь надо знать, что мы хотим получить в итоге, и соответствующим образом регулировать поведение, взаимодействие, результат. 

Как отмечал Фрэнсис Фукуяма, либеральные принципы, ориентированные только на личные интересы, разрушают предшествующие ценности, необходимые для сохранения крепких общин. Иначе говоря, они заставляют задуматься над тем, возможны ли вообще самоподдерживающиеся либеральные общества. Мы между тем определенно нуждаемся в чем-то большем. Идеальные права и неполноценные обязанности — плохой рецепт для деятельного человека, который желает личной интеграции в общество через заповедь любви, воспринимаемой в качестве нормы человеческой жизни. Итак, каким же образом мы можем регулировать себя, будучи полностью растворенными в этом глобальном биоме, планетарной экосистеме с ее микрокосмами, паутине жизни? Если вы верите в свободу личности, воли, интеллекта, nousиnoesis, то вы должны понимать, что это невозможно сделать, не имея коллективных правил поведения. Начиная с кодекса законов Хаммурапи, закона Моисея и иных древних нормативных актов, разработав Вестфальский договор, а потом приняв Устав ООН и весь нынешний массив международного права, мы продолжаем совершенствовать систему человеческой саморегуляции, от которой впервые в истории зависит сплетение нитей самой жизни. Сейчас мы на зареантропоцена, или, как сказал бы Владимир Вернадский, той исторической эпохи, которой будет управлять ноосфера. Позже, подхватив этот концепт, Пьер Тейяр де Шарден разработал собственную философскую теорию, в которой ввел понятие Точки Омега. Мы видим, что наше влияние на мир возвещает о наступлении антропоцена, но одновременно мы вступаем в новый этап — в базирующийся на знаниях период эпистоцена. Тем не менее наша цель должна состоять в том, чтобы добиваться человеческой самореализации не только познаниями, но и мудростью. Таким образом, нам необходимо стремиться к софицену. Это не просто путь знаний; это траектория этики, мудрости и трансцендентной духовности. Мы, однако, страдаем от временного разрыва между переживаемыми планетой глобальными изменениями и нашим осознанием перемен, не говоря уже о нашей способности влиять на них. Если историки по-прежнему разрабатывают новейшие схемы, позволяющие интерпретировать давно минувшие события, то должны ли мы удивляться тому, что экономисты до сих пор не разобрались в психологии рыночного и потребительского поведения, а политики постоянно заняты переписыванием правил, зачастую приспосабливая их под себя? Тем временем Big Data и искусственный интеллект позволяют немногим избранным и влиятельным глубже других вникать в общественную динамику и «поправлять» наше поведение выгодным для себя образом, о чем мы порой даже не подозреваем. Это подводит нас к вопросу о том, какие уровни власти являются допустимыми и приемлемыми, а также наводит на размышления о властной верхушке, политической этике, подотчетности, прозрачности и демократии. И с неизбежностью — о правах человека, достоинстве личности и ее неприкосновенности. Складывается ощущение, что в годы холодной войны мир достиг определенной прогнозируемости и упорядоченности. Геополитика тогда четко поделила планету на два лагеря — коммунистический и капиталистический, возглавляемые Советским Союзом и Соединенными Штатами. Китай остался в изоляции, а весь остальной мир — бывшие колонии, которые лишь недавно обрели независимость и были слаборазвитыми, — объединился под эгидой Движения неприсоединения, которое возглавлял югославский лидер Иосип Броз Тито. Его участники хотели уйти из-под влияния соперничающих сверхдержав. 

После победы антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне многие полагали, что в мире установится многополярная система, точками притяжения в которой станут по крайней мере пять постоянных членов Совета Безопасности ООН, наделенных правом вето. Последовавшая вслед за восстановлением мира холодная война, которую уместнее называть холодным миром, стала отклонением от ожидаемой стабильности, в рамках которой мир развивался бы более динамично. Вызревали также новые силы, гражданские, корпоративные и криминальные; их новые комбинации с неизбежностью вели к качественным изменениям — окончанию холодной войны, распаду Советского Союза, Чехословакии, Югославии и последующим социально-экономическим потрясениям в рухнувших централизованных экономиках.

На протяжении 1990-х годов на «дивиденды мира» рассчитывать не приходилось, поскольку на планете одновременно бушевало около 40 конфликтов. Однако теперь это были не идеологически мотивированные войны, а внутренние межэтнические конфликты, связанные с растущей поляризацией обществ, широким распространением разнообразного оружия, пагубным влиянием наркоторговли и организованной преступности, антигосударственным терроризмом. 

К 2000 году, когда некоторые конфликты уже были урегулированы, страны мирового сообщества поддержали «Декларацию тысячелетия Организации Объединенных Наций». Этот документ был примечателен тем, что впервые все страны мира согласовали ряд амбициозных политических целей и задач, способствующих улучшению условий жизни и укреплению международной безопасности. Но в то время, как по ряду намеченных в Декларации направлений действительно удалось достигнуть прогресса, ее институциональные и политические ориентиры пострадали от «войны с террором», начавшейся 11 сентября 2001 года. Эта борьба привела к неоправданному применению односторонних военных мер, масштабным разрушениям инфраструктуры (в частности, в Ираке и Афганистане), значительно превосходившим ущерб от деятельности террористов, серьезному откату в сфере гражданских свобод по всему миру, значительному увеличению расходов на безопасность и слежку. Если говорить о внешнеполитической деятельности России, то она сейчас вряд ли способствует развитию многостороннего подхода и глобального доверия в мире. Ни ее роль в разжигании конфликтов и появлении непризнанных государственных образований на территории Грузии, Молдовы и Украины, ни незаконная аннексия Крыма, ни отказ от соблюдения Будапештского меморандума 1994 года, ни продолжающийся конфликт в Донбассе не содействуют стабильному миропорядку. Хотя Минские соглашения могут оказаться несостоятельными, есть вероятность того, что на линии размежевания сторон в Донбассе и на украинско-российской границе появятся миротворцы ООН. Это хорошее предзнаменование, но уместно задаться вопросом: не следует ли распространить миротворческий мандат и на Крым, наделив представителей ООН, направляемых на полуостров, гражданским, правозащитным и электоральным мандатом до тех пор, пока вопрос о политическом статусе Крыма не будет разрешен в соответствии с международным правом? 

Что касается Европейского союза, то, как отмечал Генри Киссинджер, европейские страны могут надеяться на важную роль в международных делах только в качестве объединенного сообщества наций. Похоже, однако, что до сторонников выхода Великобритании из ЕС эта мысль так и не дошла: они по-прежнему ностальгируют по доминированию в Британской империи и гегемонии в Британском Содружестве. Америке, в свою очередь, предстоит признать снижение своего могущества, переоценить статус неоимперской державы, а также понять, что в нынешнем глобальном мире империи невозможны. Только таким образом можно обеспечить оптимальные условия для нашего выживания на планете. А пока совершенно не ясно, все ли современные государства, включая и великие державы, сумеют уцелеть в будущем. Россию, в частности, ждут впереди большие внутренние проблемы. 

Гражданская активность 

Все больше людей во всем мире приходят к осознанию того, что они не просто пассивные объекты государственных и глобальных управленческих процессов, но, напротив, субъекты, способные к выполнению активной общественно-политической роли. Несмотря на повышенные меры безопасности, ограничения в социальных сетях, системы явного и тайного надзора, гражданская сознательность увеличивается в геометрической прогрессии. Только действуя сообща, мы сможем ограничить нездоровую концентрацию власти, будь то в политике, экономике или культуре. Верховная власть должна стать прозрачной и подотчетной обществу. В ряде случаев гражданская активность не ограничивается новыми моделями потребительского поведения или возмущением в социальных сетях, но выливается в антиавторитарный и ненасильственный протест, мобилизующий последователей. Работы Ноама Хомского и других мыслящих людей, выступающих против тирании, продолжат, вероятно, вдохновлять и молодое поколение. В некоторых случаях способом распространения здоровых идей будет оставаться печатный «самиздат». 

Заключение

Теперь поговорим об оптимизме. С одной стороны, нынешние пессимистические настроения могут превратиться в самосбывающееся пророчество, нагнетающее страх, а также толкающее к изоляции и односторонним действиям. 

Однако если мы все же сумеем сообща справиться с угрозой распада и избежим катастрофы, то историки будут считать наше время лучшим в истории. Повсеместно все большее число людей живет в лучших, по сравнению с прошлым, условиях. При этом сказанное вовсе не означает, что люди осознают данный факт или довольны тем, что имеют: из-за революции в сфере образования и в доступе к информации их ожидания растут быстрее, чем успевает обновляться жизнь. Но дело не ограничивается изменением индикаторов человеческого развития: в современном мире меньше стало конфликтов и насилия. Для нас очень важно избежать столкновения цивилизаций, о котором говорил Хантингтон, и перейти вместо этого, опять-таки следуя его рекомендациям, к их сотрудничеству. В данной связи стоит отметить, что Китай, представляя крупномасштабную угрозу, обусловленную нарастанием в нем автократических тенденций, одновременно демонстрирует заметные успехи в модернизации. Перенимая технологические и культурные достижения Запада при сохранении своих традиций, эта страна идет к великой глобальной совместимости, поддерживаемой внешними инвестициями в рамках проекта «Один пояс и один путь» и резким расширением ее миротворческой деятельности в акциях ООН. Мир для китайского будущего гораздо полезнее войны, а поддержание стабильности международного порядка остается основой внешней политики Китая, независимо от спорадической «игры мускулами» в Южно-Китайском море, растущих расходов на оборону и тяге к автократии. Как говорил бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан (1938–2018), «мир, в котором мы живем, не признает игр с нулевой суммой, где благо одних обеспечивается только за счет проигрыша других». ООН не может быть лишь собранием представителей государств-членов, ООН должна служить всем народам, невзирая на степень их самоопределения. Правительства и политические лидеры должны нести ответственность перед гражданами своих государств. ООН необходимо стать площадкой для дискуссий, где общие ценности плюрализма, толерантности, сплоченности, демократии и диалога возьмут верх над односторонним подходом, национализмом и политикой гипертрофированной идентичности. Устав Организации Объединенных Наций был подписан в Сан-Франциско 26 июня 1945 года, когда еще существовала Лига Наций в составе 43 государств-членов, среди которых были и государства, не вошедшие в ООН. Поскольку в годы войны большая часть континентальной Европы, за исключением нейтральной Швейцарии, была захвачена нацистской Германией, Лига Наций, возглавляемая своим последним генеральным секретарем, ирландцем Шоном Эрнестом Лестером, влачила довольно жалкое существование. Только благодаря героическим усилиям этого человека бюджет Лиги, сократившийся в период войны на 75%, поддерживался государствами-членами, избежавшими оккупации. Кроме того, его пополняли символические взносы правительств в изгнании, среди которых были правительства Бельгии, Чехословакии, Франции, Греции, Нидерландов, Норвегии и Польши, и нейтральных государств в лице Португалии и Ирландии. Свое последнее заседание Генеральная Ассамблея Лиги Наций провела 8 апреля 1946 года в Женеве, передав на нем Организации Объединенных Наций все свое имущество. 19 апреля 1946 года Лига Наций заявила о прекращении своей деятельности. 

Лестер, полагавший, что войны можно было избежать, если бы все страны придерживались основополагающей концепции Вудро Вильсона, высказал упрек мировым державам: «Это не Лига потерпела неудачу, а государства-члены не справились с ее задачами». Иначе говоря, война, по его мнению, была вызвана отнюдь не слабостью Лиги. Новорожденную Организацию Объединенных Наций он оценил в следующих словах: «Успех будет зависеть от того, как будет использоваться новая организация, от справедливости, мудрости, мужества государственных лидеров, а также и прежде всего — от дальновидности и решимости простого народа». Человеческие просчеты, приведшие к Второй мировой войне, были общими ошибками государственных деятелей и народов Лиги Наций, которые «не смогли пожертвовать меньшим, чтобы избежать больших жертв, безрассудно воображая, что можно оставаться просто сторонними наблюдателями». Здесь я хотел бы повторить слова лорда Сесила, произнесенные им в 1946 году по поводу прекращения деятельности Лиги Наций: «Лига мертва — да здравствует Организация Объединенных Наций». Процесс глобализации и многостороннего подхода к решению мировых проблем непрерывно развивается. Но он должен стать более всеохватывающим и гуманным. Старейшее суверенное государство мира — я говорю о Ватикане — отмечает в этой связи: «Чаяния и требования народов развивающихся стран более четко формулируются на языке прав человека, так как осознание достоинства человеческой личности в нашем мире стало повсеместным. Удовлетворение этих справедливых запросов позволит гарантировать общемировую безопасность и во многих отношениях сделает более доступными трансцендентные аспекты жизни»

Последнее слово я оставлю за Полем Анри Спааком. 25 марта 1952 года, выступая по случаю подписания Римских договоров, которые учредили политическое, экономическое, культурное, а главное, демократическое и добровольное объединение, ставшее позже Европейским союзом, этот политик сказал: «Разумеется, мы будем стремиться к материальному благополучию наших народов, расширению наших экономик, социальному прогрессу и новым индустриальным и коммерческим возможностям, но самым главным делом для нас останется реализация новой концепции жизни — более гуманной, более братской, более справедливой».

Именно это и представляет суть глобализации, выстраивающейся на основе динамичного и постоянно реформируемого многостороннего подхода. Спаак мог бы сказать то же самое и об Организации Объединенных Наций, переживающей сегодня переломный момент в своей истории, который требует радикальных реформ — ради преодоления катастрофы. 

Статья подготовлена на основе лекции, с которой Френсис О’Доннелл выступил перед участниками семинара Ассоциации школ политических исследований Совета Европы в Хельсинки 12 марта 2018 года.